Руководство пользователя по реструктуризации глобальной торговой системы

Hudson Bay Capital

Ноябрь 2024

Много раз цитированное эссе Stephen Mirann, экономического советника Президента Трампа, в котором отражена логика его «новой экономической политики».

Корни экономического недовольства — в долларе

Мир Триффина

Глубокое недовольство существующим экономическим порядком коренится в устойчивой переоценке доллара и асимметричных торговых условиях. Такая переоценка делает экспорт США менее конкурентоспособным, импорт — дешевле, и наносит удар по американской промышленности. Занятость в производственном секторе снижается по мере закрытия заводов. Эти местные экономики угасают, многие трудящиеся семьи оказываются не в состоянии себя обеспечить и становятся зависимыми от государственных пособий или опиоидов, или переезжают в более благополучные регионы. Инфраструктура приходит в упадок, поскольку её больше не обслуживают, а жильё и фабрики забрасываются. Сообщества становятся «запущенными».

Проблему усугубляет и конец «конца истории», и возвращение угроз национальной безопасности. Без крупных геополитических соперников лидеры США сочли возможным минимизировать значение упадка промышленности. Но с тем, что Китай и Россия представляют угрозу не только в торговле, но и в сфере безопасности, наличие устойчивого и хорошо диверсифицированного промышленного сектора вновь стало необходимостью. Если у вас нет цепочек поставок для производства вооружений и оборонных систем, у вас нет национальной безопасности. Как говорил президент Трамп: «Если у вас нет стали, у вас нет страны».

Многие экономисты не включают такие внешние эффекты в свои анализы и, следовательно, охотно полагаются на торговых партнёров и союзников для обеспечения цепочек поставок. Но окружение Трампа не разделяет такого доверия. У многих союзников Америки объёмы торговли и инвестиций с Китаем значительно превышают аналогичные показатели с США. Уверены ли мы, что можно им доверять, если дело дойдёт до конфликта?

В этой интерпретации устойчиво переоценённый доллар является ключевым механизмом торговых дисбалансов, удерживающим импорт дешёвым, несмотря на растущий дефицит внешней торговли. Как же так получается, что валютные рынки — крупнейшие по объёму торгов в мире — не приводят ситуацию к равновесию?

Ответ заключается в том, что существует (по крайней мере) два понятия равновесия валют. Первое основано на моделях международной торговли. В таких моделях валюты в долгосрочной перспективе корректируются, чтобы сбалансировать международную торговлю. Если страна на протяжении долгого времени имеет профицит внешней торговли, она получает иностранную валюту за свои товары, обменивает её на свою национальную валюту, что ведёт к её укреплению. Этот процесс продолжается, пока валюта не станет настолько сильной, что экспорт снизится, а импорт возрастёт, приводя к балансу.

Второе понятие — финансовое — основано на выборе инвестиционных альтернатив в разных странах. Здесь валюты корректируются таким образом, чтобы инвесторы были безразличны между активами, номинированными в разных валютах, с учётом ожидаемого риска.

Однако эта вторая модель усложняется, если валюта страны является резервной, как в случае США. Поскольку Америка предоставляет миру резервные активы, существует спрос на доллары и казначейские облигации США, не связанный с балансировкой торговли или оптимизацией риска. Эти активы служат для облегчения международной торговли и как средство сбережений, нередко по политическим причинам (например, управление резервами или суверенные фонды), а не ради доходности. Значительная часть спроса на доллары и облигации США неэластична относительно экономических или инвестиционных факторов.

Такие явления отражают то, что можно назвать «миром Триффина», в честь бельгийского экономиста Роберта Триффина. В этом мире резервные активы — это форма глобального денежного предложения, спрос на которую определяется международной торговлей и сбережениями, а не торговым балансом или доходностью страны-эмитента.

Когда страна-эмитент велика по сравнению с остальным миром, её резервный статус не влечёт за собой значительных внешних издержек. Расхождение между равновесием Триффина и торговым равновесием невелико. Но когда страна-эмитент становится меньше по сравнению с остальным миром — например, если глобальный рост долгое время опережает рост этой страны — напряжение растёт, и это расхождение может стать значительным. Спрос на резервные активы ведёт к существенной переоценке валюты с реальными экономическими последствиями.

В мире Триффина страна-эмитент резервной валюты должна поддерживать постоянный дефицит текущего счёта как обратную сторону экспорта резервных активов. Казначейские облигации становятся экспортным товаром, питающим глобальную торговую систему. Экспортируя облигации, Америка получает иностранную валюту, которую затем тратит, как правило, на импортные товары. США имеют крупный дефицит текущего счёта не потому, что слишком много импортируют — они слишком много импортируют потому, что должны экспортировать облигации для предоставления резервных активов и поддержки глобального роста. Эта точка зрения обсуждалась влиятельными политиками как из США (например, Фельдштейн и Волкер, 2013), так и из Китая (например, Чжоу, 2009).

По мере того, как доля США в мировом ВВП уменьшается, дефицит текущего счёта или бюджета, который необходимо поддерживать для финансирования мировой торговли и сбережений, становится всё больше по отношению к внутренней экономике. Поэтому, по мере роста остального мира, последствия для нашего экспортного сектора — переоценённый доллар, стимулирующий импорт — становятся всё более тяжёлыми, и ущерб, наносимый этой части экономики, возрастает.

В теории в какой-то момент достигается «точка перегиба» Триффина, когда такие дефициты становятся настолько большими, что вызывают сомнения в кредитоспособности резервного актива. Страна может потерять резервный статус, что приведёт к глобальной нестабильности — это и есть «дилемма Триффина». Парадокс заключается в том, что резервная валюта ведёт к постоянным двойным дефицитам, которые со временем приводят к неустойчивому накоплению государственного и внешнего долга, в итоге подрывая статус надёжного резерва у такой экономики-должника.

Доля США в мировом ВВП снизилась с 40% в 1960-х годах до 21% в 2012 году, и с тех пор немного восстановилась до текущих 26%… Стоит отметить, что доля США в мировом ВВП достигла минимума примерно во время глобального финансового кризиса (2008), после чего стабилизировалась или начала расти, совпадая с тенденцией в занятости в обрабатывающей промышленности. В этой интерпретации доля в мировом ВВП определяет величину искажения в торговом равновесии (искажения Триффина), которое, в свою очередь, влияет на состояние экспортных отраслей.

Основой для этих валютных процессов служит система тарифных ставок, определяющих международную торговлю, которая, в широком смысле, зафиксирована в конфигурации, подходящей для другой экономической эпохи. Согласно Всемирной торговой организации, эффективный тариф на импорт в США — самый низкий в мире, около 3%, в то время как в Европейском союзе — около 5%, а в Китае — 10%. Эти цифры — средние значения по всем импортным товарам и не отражают двусторонние ставки; в реальности различия могут быть значительно больше. Например, США устанавливают всего 2,5% тариф на импорт автомобилей из ЕС, тогда как Европа взимает 10% на американские автомобили.

Экономические последствия

Хотя мы, вероятно, далеки от экономических кризисов, связанных с «точкой перегиба» Триффина, тем не менее мы должны учитывать последствия жизни в мире Триффина. Статус страны как эмитента резервной валюты влечёт за собой три основные экономические последствия: более дешёвое заимствование, более дорогая валюта и возможность достижения целей в области безопасности через финансовую систему.

1) Более дешёвое заимствование

Поскольку существует устойчивый резервный спрос на казначейские ценные бумаги США, Соединённые Штаты могут заимствовать под более низкие проценты, чем это было бы в ином случае. Из-за отсутствия вариаций для анализа (США были единственным эмитентом резервной валюты десятилетиями) невозможно точно оценить масштаб этой выгоды. Некоторые оценки, хоть и условны, предполагают выгоду в 50–60 базисных пунктов по доходности (McKinsey, 2009).

Однако существует множество стран, заимствующих дешевле США. На момент написания все члены G7, кроме Великобритании, занимают под меньший процент. Такие страны, как Швейцария и Швеция, тоже имеют более низкие ставки — Швейцария почти на 4 процентных пункта. Даже Греция, ранее считавшаяся проблемным заёмщиком, заимствует на более выгодных условиях.

Таким образом, хотя статус резервной валюты может снижать стоимость заимствования, этот эффект, вероятно, уступает по значимости таким факторам, как политика центральных банков, ожидания роста и инфляции и состояние фондовых рынков.

2) Дорогая валюта

Более серьёзное макроэкономическое следствие — это то, что спрос на американские активы как резервные толкает доллар вверх, к уровням, значительно превышающим те, при которых могла бы сбалансироваться международная торговля в долгосрочной перспективе. По данным МВФ, официальные валютные резервы составляют около $12 трлн, из которых около 60% номинированы в долларах (реально — больше, так как квазигосударственные и частные резервы не учитываются).

Очевидно, $7 трлн спроса — это значительная величина даже для валютных рынков. Для сравнения: $7 трлн — это примерно треть денежной массы США (M2); любые потоки, создающие или ликвидирующие такие резервы, неизбежно имеют значительное влияние на рынок.

Поскольку страны накапливают резервы, чтобы сдерживать рост курса своей валюты, между курсом доллара и уровнем глобальных резервов существует обратная корреляция: резервы растут, когда доллар падает (страны скупают доллары, чтобы ослабить свою валюту), и наоборот.

Тем не менее, кроме двух кварталов в 1991 году, США имеют дефицит текущего счёта с 1982 года. То, что этот счёт не сбалансировался за полвека, свидетельствует о том, что доллар не выполняет своей роли регулятора международной торговли и потоков доходов.

Наиболее остро связь между резервным статусом и потерей рабочих мест в промышленности проявляется во время экономических спадов. Поскольку резервный актив считается «надёжным», доллар дорожает в периоды рецессий. Напротив, валюты других стран обычно обесцениваются при спаде. Это означает, что при снижении совокупного спроса страдания экспортных отраслей усугубляются резким падением конкурентоспособности. Таким образом, занятость в производстве резко снижается в рецессию и затем не восстанавливается.

3) Финансовая экстерриториальность

Если резервный актив — это «кровеносная система» глобальной торговли и финансов, то страна, контролирующая его, может оказывать влияние на международные финансовые и торговые транзакции. Это позволяет США добиваться своих внешнеполитических и оборонных целей с помощью финансовых мер, а не военной силы. США могут и делают это: вводят санкции, замораживают активы, отключают страны от SWIFT и ограничивают доступ к американской финансовой системе, необходимой любому зарубежному банку, работающему в глобальном масштабе. Таким образом, финансовая мощь США используется для ослабления врагов без единого выстрела.

Подробный обзор того, как США используют глобальную финансовую архитектуру в целях нацбезопасности, дан в работах Чиприани, Голдберга и Ла Спады (2023), а также в исторических исследованиях, таких как Мохсин (2024). В более широком смысле санкции можно воспринимать как современную форму блокады. В прошлом страны — эмитенты резервных валют обладали мощным флотом, позволяющим блокировать соперников; санкции достигают схожего эффекта без физического вмешательства.

Основной компромисс

Синтезируя эти свойства резервных активов: если, существует устойчивый, неэластичный спрос на них, но выгода от заимствования минимальна, то статус США как эмитента резервной валюты влечёт за собой издержки переоценённой валюты, ослабляющей экспортный сектор, сбалансированные геополитическими преимуществами — возможностью достигать целей безопасности через финансовую экстерриториальность.

Компромисс — между экспортной конкурентоспособностью и проекцией финансовой силы. Поскольку проекция силы неотделима от глобального порядка безопасности, который поддерживают США, вопрос резервного статуса нужно рассматривать как связанным с безопасностью. Америка предоставляет оборонный щит либеральным демократиям, и взамен получает преимущества резервного статуса — и, как мы видим сегодня, также и издержки.

Эта связь помогает объяснить, почему президент Трамп считает, что другие страны одновременно пользуются преимуществами обороны и торговли за счёт США: оборонный зонтик и наши торговые дефициты взаимосвязаны через валюту.

В мире Триффина такая договорённость становится всё более проблемной по мере того, как доля США в мировой экономике и военной мощи уменьшается. Чем быстрее растёт мировой ВВП по сравнению с американским, тем сложнее США поддерживать глобальную безопасность, так как растущий дефицит текущего счёта усиливает давление на экспортный сектор и сопровождается социально-экономическими проблемами. Становится очевидно, что существующая сделка уже не столь привлекательна, и это ведёт нас к текущему моменту — росту консенсуса внутри США о необходимости её пересмотра.

 Тарифы и валютная компенсация

Тарифы — это хорошо знакомый инструмент для президента Трампа и его команды, так как они с успехом применялись в 2018–2019 годах в ходе торговых переговоров с Китаем. Эти тарифы были введены без заметных макроэкономических последствий — инфляция осталась стабильной или даже снизилась, а рост ВВП продолжился, несмотря на цикл ужесточения денежно-кредитной политики со стороны ФРС. Поэтому разумно ожидать, что тарифы вновь станут одним из основных инструментов.

Прежде чем обсуждать, как односторонние и многосторонние тарифные режимы могут работать на практике, я сначала рассмотрю некоторые экономические аспекты тарифов. Существует несколько критически важных аспектов: инфляция, распределение нагрузки (инцидентность) и эффективность (в том числе в сравнении с другими видами налогов).

• центральные банки стран корректируют процентные ставки в ответ на инфляцию и изменение спроса;
• конечное предложение определяется сравнительными преимуществами, а спрос — предпочтениями, и валюты компенсируют изменения, такие как налоги;
• перспективы роста страны, вводящей тариф, улучшаются по сравнению с другой страной, что привлекает инвестиционные потоки (до тех пор, пока тарифы не превышают «оптимальный» уровень).
• Иными словами, изменение валютного курса и тариф почти полностью компенсируют друг друга. Цена импортного товара в долларах почти не изменилась. Если после введения тарифа цена импортного товара в долларах остаётся неизменной, то инфляционное давление на экономику США минимально (но не для страны-экспортёра).

Как будет показано ниже, эти предположения не всегда соблюдаются, что может влечь за собой большую волатильность цен, торговли и рынков. Более того, если цена товара экспортера не изменяется, то не будет и корректировки торговых потоков. Если импорт из обложенной тарифами страны действительно подорожает, торговля переориентируется, но потребительские цены вырастут. Если благодаря валютной компенсации цены не изменятся — стимул к замене импортных товаров исчезает. Важной частью этого анализа является и доход от тарифов.

Инфляция

Один из наиболее распространённых аргументов против тарифов заключается в том, что они вызывают инфляцию. Действительно, тарифы — это налоги, и они повышают цену на импортные товары, а значит, вроде бы должны вести к росту потребительских цен. Но такой аргумент игнорирует механизм валютной компенсации, описанный выше. Если валютный курс обесценивается настолько, чтобы компенсировать тариф, то в долларах цена на импорт может практически не измениться.

Теоретически это не гарантировано, но опыт показывает, что компенсация валютой часто происходит — особенно в больших, системно значимых странах, таких как Китай. В период 2018–2019 годов США ввели значительные тарифы на импорт из Китая, и эти меры сопровождались падением юаня, почти полностью компенсировавшим эффект от тарифов.

В таблице ниже приводится краткий обзор макроэкономических показателей в 2018 и 2019 годах, на пике тарифной политики:

Год	Рост ВВП	Инфляция (CPI)	Рост занятости	Доход от тарифов	Курс доллара к юаню
2018	~3.0%	~2.4%	~2.0 млн	↑ резкий рост	~6.3 → ~6.9
2019	~2.3%	~1.8%	~2.1 млн	↑↑	~6.9 → ~7.1

Инфляция снизилась. Доходы от тарифов резко выросли — достигнув почти $80 млрд в годовом выражении. Рост ВВП остался положительным, а занятость продолжила увеличиваться. Потребительские цены на продукцию, подверженную тарифам, немного выросли, но общее влияние на инфляцию было минимальным. Это указывает на то, что:

• Валютная компенсация действительно произошла;
• Тарифы не вызвали значительного инфляционного давления;
• США эффективно «переложили» стоимость тарифов на Китай.

Эти наблюдения подтверждаются исследованиями независимых аналитиков. Федеральный резерв Нью-Йорка, например, отметил, что в краткосрочной перспективе тарифы повлияли на структуру торговли, но не вызвали резкого скачка цен. Аналогичные выводы были сделаны в докладах Peterson Institute и экономистами Goldman Sachs.

Таким образом, аргумент, что тарифы всегда инфляционные — недостоверен. Если страна-экспортёр позволяет своей валюте обесцениться, потребитель в стране-импортёре может практически не заметить разницы.

Распределение нагрузки (инцидентность)

Помимо инфляции, другой ключевой вопрос — кто на самом деле платит за тариф? Это понятие экономисты называют инцидентностью.

Если бы цена импортного товара повышалась после введения тарифа, и всё остальное оставалось бы неизменным, то потребитель в США платил бы больше — и именно он бы нес налоговую нагрузку. Но в условиях валютной компенсации происходит другое: валюта страны-экспортёра обесценивается, а её экспортёры теряют покупательную способность. Таким образом:

• Потребитель в США не платит больше;
• Производитель в стране-экспортёре получает меньше;
• ВВП страны-экспортёра снижается;
• Доход от тарифа достаётсяправительству США.

Это и произошло в случае с Китаем в 2018–2019 годах: юань обесценился, потребитель в США почти не ощутил изменения цен, но китайская экономика замедлилась. Таким образом, инцидентность тарифа оказалась на стороне иностранного экспортёра.

Фискальные последствия

Помимо торговых эффектов, тарифы — это ещё и доход. В 2019 году тарифы обеспечили федеральному бюджету США почти $80 млрд — больше, чем налог на корпоративную прибыль. Этот доход стабилен, легко администрируется (в отличие от некоторых других налогов), и его источником являются в основном иностранные субъекты.

Фискальный аргумент в пользу тарифов можно представить следующим образом:

• Текущая налоговая система США опирается в основном на налоги с труда (подоходный налог, взносы в соцстрахование), которые наносят удар по рабочему классу.
• Тарифы, напротив, являются налогами на потребление товаров, многие из которых производятся за рубежом. Это частично переносит налоговую нагрузку с труда на импортированные товары и иностранных производителей.
• При наличии валютной компенсации, как показано выше, потребитель в США не платит больше— а следовательно, тарифы фактически становятся налогами, оплаченными иностранной стороной.

Таким образом, тарифы — это не просто инструмент торговой политики, но и способ перераспределения налоговой нагрузкииулучшения фискального баланса, особенно в условиях дефицитного бюджета США.

Важно: тарифы — это налоговая мера, которую может вводить исполнительная власть без одобрения Конгресса, в отличие от большинства других видов налогов. Это делает их политически привлекательным инструментом.

Схемы реализации тарифов

Администрация Трампа может выбрать разные подходы к применению тарифов, каждый из которых имеет свои преимущества и риски:

1. Всеобщий тариф (универсальная ставка)

Возможно введение универсального тарифа на весь импорт — например, 10%. Такая мера:

• проста в администрировании;
• не требует выбора «целей» и не вызывает обвинений в протекционизме;
• обеспечивает значительные доходы;
• стимулирует переориентацию торговли и локализацию производства.

Недостатки:

• может затронуть важные цепочки поставок (включая союзников);
• может вызвать рост цен в чувствительных секторах (например, в здравоохранении);
• воспринимается как агрессивная мера в международной политике.

2. Секторальные тарифы

Администрация может выбрать определённые отрасли, где:

• США обладают стратегическими интересами (например, микроэлектроника, редкоземельные элементы);
• импорт приводит к потере критических производств;
• есть угрозы национальной безопасности.

Пример — тарифы на сталь и алюминий, введённые в 2018 году. Эти меры получили правовое обоснование через раздел 232 Закона о расширении торговли, позволяющий вводить тарифы по соображениям безопасности.

Преимущества:

• ограниченное воздействие на цены;
• чёткий политический сигнал;
• защита ключевых производств.

Недостатки:

• меньший фискальный эффект;
• уязвимость к искажениям и лоббистскому давлению;
• возможные сложности с международными нормами (например, ВТО).

3. Географически направленные тарифы

Ещё один подход — ввести тарифы на импорт из конкретных стран, особенно тех, кто:

• манипулирует валютой;
• использует принудительный труд;
• предоставляет скрытые субсидии;
• нарушает интеллектуальные права.

Это — основная стратегия администрации Трампа против Китая. В будущем возможны более широкие меры против стран, считающихся недружественными.

Преимущества:

• политическая направленность;
• возможность использовать в переговорах;
• создание стимулов для стран-партнёров.

Недостатки:

• ответные меры;
• сложность перенаправления торговли;
• дипломатические последствия.

Валютная политика

Введение

Хотя тарифы — это наиболее очевидный инструмент, валютная политика имеет не менее важное значение. Сильный доллар сдерживает экспорт и стимулирует импорт, усиливая дефицит текущего счёта. В условиях «мира Триффина» это особенно ощутимо. Кроме того, именно валютная политика может стать основным полем боя при реструктуризации глобальной торговой системы.

Политика в отношении валюты может быть:

• многосторонней, с участием таких организаций, как МВФ, G7, G20;
• двусторонней, через переговоры с конкретными странами;
• односторонней, когда США самостоятельно вмешиваются в валютные рынки.

Недооценка валют

Основная проблема — устойчивая недооценка валют ряда стран по отношению к доллару. Это означает:

• их экспорт искусственно дешевле;
• их импорт искусственно дороже;
• американские производители теряют конкурентоспособность.

Такие искажения не являются чисто рыночным результатом. В большинстве случаев они:

• поддерживаются прямыми валютными интервенциями;
• подпитываются накоплением резервов;
• подкрепляются капитальными контролями;
• отражают политику подавления внутреннего спроса в экспортёрах (особенно в Азии).

Согласно исследованиям Peterson Institute и МВФ, в последние годы юань, вона, сингапурский доллар и новый тайваньский доллар систематически недооценены. Это согласуется с огромными торговыми профицитами этих стран и с их накопленными валютными резервами, превышающими экономически оправданные уровни.

Многосторонние подходы

США традиционно предпочитали многосторонние механизмы для борьбы с валютными манипуляциями. Среди них:

• Международный валютный фонд (МВФ): обязан отслеживать валютные практики и консультировать страны;
• G7 и G20: платформы для согласования политики;
• Бреттон-Вудская система: исторический пример согласованной валютной корректировки.

Однако эффективность таких подходов ограничена:

• МВФ редко осуждает страны за валютные манипуляции — отчасти по политическим причинам;
• G20 не обязывает к действиям;
• в последние десятилетия глобальная система стала более фрагментированной — а значит, договориться сложнее.

Односторонние инструменты валютной политики

Если многосторонние усилия оказываются неэффективными, США могут действовать в одиночку. В распоряжении правительства — несколько инструментов, позволяющих повлиять на курс доллара и устранить искажения, вызванные недооценёнными валютами других стран.

1. Валютные интервенции

Министерство финансов США, через Фонд стабилизации обменного курса (Exchange Stabilization Fund, ESF), может вмешиваться на валютных рынках: продавать доллары и покупать иностранную валюту, чтобы ослабить доллар.

Примеры в истории:

• 1985 год, Соглашение Плаза: координированное ослабление доллара после его резкого укрепления;
• 2000 год: совместная интервенция США, Японии и Европы для поддержки евро.

Однако с начала 2000-х годов США почти не вмешивались в валютный рынок, за исключением чрезвычайных ситуаций. ESF редко используется для активных операций — скорее как резервный механизм.

Тем не менее, с точки зрения закона и возможностей, США вполне могут начать интервенции. Для этого потребуется:

• решение Минфина;
• координация с ФРС (так как ФРС будет техническим исполнителем операции);

выбор цели: двусторонний курс (например, доллар/юань) или более широкий индекс

. Расширение ESF

Одним из вариантов является расширение ESF путём добавления капитала — например, через бюджетные ассигнования или перевод средств от размещения новых долговых бумаг.

Цель — увеличить объём доступных ресурсов для массированных валютных операций, способных повлиять на глобальный курс доллара. Это особенно важно, если США захотят «перевернуть» глобальный поток резервов.

3. Валютная политика ФРС

Хотя ФРС по определению независима, президент может оказывать политическое давление в пользу более мягкой монетарной политики, что приведёт к снижению процентных ставок и ослаблению доллара.

Это уже происходило во времена первого срока Трампа: он открыто критиковал ФРС за ужесточение и добивался понижения ставок. В новом сроке такая стратегия может повториться — особенно если экономическая или торговая ситуация потребует ослабления валюты.

4. Законодательные меры

Конгресс может принять законы, направленные на:

• обложение налогом валютных интервенций иностранных центральных банков;
• ограничение доступа к американским рынкам капитала для стран, манипулирующих валютой;
• обязательства для Минфина вмешиваться при наличии явных нарушений (например, «Закона о валютных манипуляциях»).

Отказ от политики «сильного доллара»

С 1995 года официальный лозунг Минфина США — «сильный доллар в интересах США». Однако:

• Эта фраза почти не сопровождается действиями;
• Курс доллара часто снижался в периоды экономических трудностей;
• За «сильным долларом» стоят преимущественно финансовые интересы, а не промышленная политика.

Команда Трампа может официально отказаться от этой доктрины. Это будет иметь серьёзный символический эффект и может:

• изменить рыночные ожидания;
• способствовать снижению курса доллара;
• подготовить почву для более агрессивной валютной политики.

Такой отказ не потребует закона, но будет значимым заявлением о намерениях.

Валютная стратегия Трампа

Возможно, ключевое отличие администрации Трампа от предыдущих заключается в готовности использовать все эти инструменты в совокупности:

• Тарифы — как механизм давления и фискального перераспределения;
• Интервенции — как способ корректировки курсов;
• Санкции — как валютное оружие;
• Фискальные и законодательные меры — как вспомогательные каналы;
• Отказ от сильного доллара — как смена парадигмы.

Это создаёт структуру активной валютной политики, где США не просто пассивно наблюдают за колебаниями курса, а вмешиваются, управляют и перераспределяют глобальные экономические издержки.

Валютные рынки

Если администрация начнёт действовать для ослабления доллара — будь, то через прямые интервенции, риторику или давление на ФРС — это окажет немедленное влияние на валютные рынки.

Возможные последствия:

• Индекс доллара (DXY) может снизиться на 5–15% в краткосрочной перспективе;
• Валюты торговых партнёров — например, евро, иена, юань — укрепятся;
• Повышенная волатильность: валютные рынки отреагируют быстро, особенно если меры неожиданны.

Снижение курса доллара в пользу США означает:

• рост конкурентоспособности экспорта;
• удорожание импорта;
• возможное снижение корпоративных прибылей зарубежных поставщиков.

При резкой девальвации возможно обострение торговых споров, если пострадавшие страны решат ответить зеркальными мерами.

 Рынки облигаций

Реакция на торгово-валютные меры зависит от влияния на инфляцию, рост и политику ФРС:

• Если меры воспринимаются как инфляционные (например, неконтролируемые тарифы без валютной компенсации), доходности по казначейским облигациям могут вырасти;
• Если меры приводят к замедлению роста (например, торговые конфликты), возможно снижение доходностей и «переход в защиту»;
• Валютные интервенции сами по себе не всегда вызывают рост доходностей, но могут изменить баланс спроса и предложения доллара.

Также стоит учесть реакцию иностранных держателей облигаций США — например, Китай и Япония. Если они воспримут политику США как враждебную или дестабилизирующую, они могут сократитьучастие в американских долговых аукционах.

 Фондовые рынки

Реакция фондовых рынков на изменения в торговой или валютной политике будет разной в зависимости от сектора, географии и макроэкономического контекста.

США:

• Экспортные отрасли (например, промышленность, технологии, сельское хозяйство) могут выиграть от ослабления доллара, так как выручка в иностранной валюте возрастёт.
• Компании, ориентированные на импорт, особенно розничные сети и производители, зависящие от зарубежных комплектующих, могут пострадать, если тарифы повысят их издержки.
• Финансовый сектор — чувствителен к инфляционным ожиданиям и политике ФРС. Рост инфляции → рост ставок → удар по кредитованию и мультипликаторам прибыли.
• Обрабатывающая промышленность США — вероятный бенефициар политики Трампа, особенно при сочетании тарифов и ослабления доллара.

Международные рынки:

• Развивающиеся рынки, особенно те, чьи валюты укрепятся против доллара, могут пострадать из-за снижения конкурентоспособности.
• Экспортные экономики Азии (например, Южная Корея, Тайвань, Китай) — наиболее уязвимы к агрессивной торговой политике США.
• Европа может получить выгоду от перенаправления цепочек поставок — но только если не будет затронута политически.

Товарные рынки

Нефть:

• Цены на нефть часто номинированы в долларах, поэтому ослабление доллара ведёт к росту цен на нефть (в номинальном выражении).
• Однако если валютные меры воспринимаются как сигнал ослабления глобального спроса (в случае эскалации торговых войн), цены могут, наоборот, снизиться.

Золото:

• Исторически золото ведёт себя какстраховочный актив при:
  • падении доллара,
  • росте инфляции,
  • геополитической неопределённости.
• Валютные интервенции, рост тарифов и отказ от политики «сильного доллара» — все эти факторы позитивны для золота.

Промышленные металлы:

• Цены на медь, алюминий и т. д. чувствительны к:
  • валютным курсам,
  • перспективам глобального производства,
  • структурным изменениям в цепочках поставок.
• Если производство возвращается в США или диверсифицируется из Китая, это может поддержать цены.

Возможный сценарий реализации

Предлагается следующая логическая последовательность действий администрации:

Шаг 1: Отказ от политики «сильного доллара»

• Заявление Минфина или президента о пересмотре устоявшейся доктрины.
• Установка новых ориентиров: «доллар должен отражать справедливые торговые условия».
• Цель — изменить рыночные ожидания без немедленного вмешательства.

Эффект: мягкое снижение доллара, снижение импульса к спекуляциям на его укрепление.

Шаг 2: Введение умеренных тарифов

• Универсальный тариф (например, 10%) или целенаправленные меры против стран с нарушениями.
• При необходимости — юридическое обоснование через раздел 301 или 232.
• Одновременная риторика о необходимости «справедливой торговли» и «равного участия в глобальной безопасности».

Эффект: поступление доходов, усиление переговорных позиций, начало валютной компенсации.

Шаг 3: Начало валютных интервенций (при необходимости)

• Минфин, через ESF, начинает операции по продаже долларов.
• Цель — поддержать снижение курса доллара, если рынки не отреагировали самостоятельно.
• Возможна координация с союзниками, особенно Японией или Южной Кореей, для усиления эффекта.

Эффект: сигнал о серьёзности намерений, ускорение корректировки торгового баланса.

Шаг 4: Усиление давления на валютных манипуляторов

• Если страны не реагируют на первоначальные шаги, США могут:
  • ввести дополнительные тарифы против конкретных валютных манипуляторов;
  • использовать законодательные инструменты, например признание стран манипуляторами;
  • ограничить доступ к американским рынкам капитала для компаний из этих стран;
  • применить санкции, включая блокировку транзакций через долларовую систему.

Эффект: ужесточение последствий для стран, сохраняющих искажения валюты и торговли, усиление давления на пересмотр политики.

Шаг 5: Связывание торговых условий с вопросами безопасности

• Пересмотр соглашений с союзниками с учётом:
  • вклада в оборону (например, НАТО);
  • поддержки долларовой системы;
  • открытости рынков.
• Страны, не выполняющие свои «обязательства», могут:
  • столкнуться с тарифами;
  • лишиться преференций в торговле;
  • попасть под вторичные санкции.

Эффект: перераспределение глобальных издержек на поддержание резервного статуса доллара и мировой безопасности, усиление геоэкономического контроля США.

Шаг 6: Стратегическая координация с ФРС

• Давление на Федеральную резервную систему в сторону:
  • более мягкой денежно-кредитной политики;
  • снижения ставок;
  • возможного участия в валютных интервенциях.
• Хотя ФРС формально независима, политическое давление может повлиять на курс, особенно при назначении лояльных членов FOMC.

Эффект: усиление эффекта от фискальных и внешнеэкономических мер за счёт смягчения условий финансирования.

Заключение

В совокупности, тарифная и валютная политика администрации Трампа может стать самым радикальным пересмотром глобальной торговой системы со времён Бреттон-Вудса. Основные цели:

• устранение перекосов, вызванных резервным статусом доллара;
• перераспределение глобальных издержек;
• защита американской промышленности и рабочих мест;
• усиление стратегической автономии США.

Такая стратегия потребует решимости, технической компетенции и политического капитала. Но если она будет реализована грамотно, она может задать новую структуру глобального порядка на десятилетия вперёд.

Оценить статью

(0 оценок)