Левизна как социальный симптом

Думаю, никто не станет возражать, что сегодня весь мир пристально следит за тем, что происходит в Америке. В то время, как республиканец Трамп упивается своей миротворческой миссией, его оппоненты из демократического лагеря готовятся к реваншу. И что самое показательное: в этом лагере заметно активизировались откровенно левые радикалы, открыто провозглашающие курс на построение социализма. Причем, некоторые из них уже далеко не маргиналы.

Так, сейчас широко обсуждают историю, когда на праймериз Демпартии по выдвижению кандидата на пост мэра Нью-Йорка победил откровенный левак Зоран Кваме Мамдани. Он является уроженцем Уганды, в Америке живет с семи лет. Однако это обстоятельство, как видим, не помешало ему заручиться поддержкой жителей Нью-Йорка (которых Трамп недавно назвал «придурками»). Так что в настоящее время уже нельзя исключать того, что подобные типажи способны-таки делать в США политическую карьеру на левацких лозунгах.

Напомним, что Мамдани представляет в Демократической партии США фракцию «Социалисты Америки». Он прославился тем, что призывал обложить большими налогами богатых американцев и за их счет создать бесплатную медицину и бесплатный общественный транспорт для бедных. Помимо этого он пообещал бедным бесплатное жилье, бесплатные детсады и школы, а также создать сеть продуктовых магазинов, где продукты будут продаваться по символическим ценам. В воображении Мамдани Нью-Йорк должен стать совершенно социалистическим городом. Особым объектом ненависти для него являются полицейские, неприязнь к которым он даже демонстрировал публично, позволяя себе прилюдно громко орать на охранителей порядка. По его мнению, полицию вообще необходимо лишить финансирования.

В общем, социалистические идеи высказываются теперь напрямую. И делают это люди, претендующие на властные полномочия на территории США. Напомним, что Трамп и его команда бросили вызов левацкой повестке, но исход этой баталии становится всё менее предсказуемым в силу того, что за последние годы позиции социалистов всех мастей только укрепляются. Можно, вслед за Трампом, называть их «придурками», но сути дела это не меняет. Хотим мы того или нет, но левацкие идеи превращаются на Западе в мейнстрим. Более двадцати лет назад известный консерватор Патрик Бьюкенен предупреждал об опасности распространения левацких идей в Америке. Но в то время персонажи вроде Мамдани еще не осмеливались так нагло претендовать на власть, вытаскивая в виде политической программы план по построению самого настоящего социализма в отдельно взятом мегаполисе.

В свете сказанного неизбежно возникает вопрос: что делать и как на это всё реагировать? Мы прекрасно понимаем, что если Трамп и его команда, грубо говоря, «облажаются» в борьбе с социалистами, то популярность левых идей на Западе только возрастет. Ничего утешительного сказать на этот счет нельзя. И дело не в самих леваках, а в характерной реакции на это явление со стороны правых.

Вот здесь как раз есть о чем поговорить. В свое время я писал о невыученных трагических уроках русской истории, о которых стоило бы знать Трампу и его соратникам. Когда сегодня я читаю опусы американских правых, направленные против леваков, я улавливаю весьма знакомые интонации. Именно так до революции реагировали на социалистов российские мыслители и публицисты правого толка. Общим знаменателем здесь выступает натужный морализаторский тон: дескать, в благословенном Отечестве появилась опасная зараза, которая ширится и грозит порушить все устои Святой Руси. В роли заразы, конечно же, выступали сами социалисты и те идеи, которые они разносили по умам. Точно так же ведут себя и американские правые: мол, какие-то сволочи и подонки поднимают руку на наши священные ценности. Надо срочно их разоблачить и предать проклятию!

Казалось бы, чего неправильного в такой реакции? Ведь это и есть зараза! Так считает любой противник левизны. Однако в чем слабость такой реакции? А слабость в том, что она содержит в себе чисто субъективное отношение к предмету ненависти, где много эмоций и очень мало объективного понимания природы этого явления. Ведь прямое реагирование на опасность еще не свидетельствует о понимании источника опасности. Скажем, вы можете ненавидеть свою болезнь, но отсюда совсем не вытекают знания о том, как ее можно вылечить.

Упомянутые правые, рассуждая о левизне, считают чуть ли не священным долгом выразить ей свое неприятие, как будто в том и состоит вся их борьба. Каждый из них пытается убедить аудиторию в том, что он – совсем не такой, что он всего этого не признает и готов с этим сражаться. И как всегда бывает в таких случаях, левизна становится маркером абсолютного зла, и наш неистовый борец, таким образом, по умолчанию оказывается в рядах светлых сил. Картина мира сразу же разделяется на белое и черное, и в таком контексте говорить об объективности совершенно не приходится.

Порочность такого субъективного отношение к левизне именно в том и заключается, что здесь происходит неверное, предвзятое и поверхностное истолкование ее природы. Левизна воспринимается как источник социального зла сама по себе. Однако скорее всего ее нужно рассматривать как СИМТОМ нарастающего неблагополучия в общественно-политической системе. Это примерно так же, как кашель является симптомом заболевания, а не самим заболеванием. Да, кашель может причинить много неудобств, но для выздоровления необходимо бороться не с кашлем, а с тем заболеванием, которое его вызывает. И виды кашля, и заболевания тут могут быть самые разные – туберкулез, грипп, ОРВ, бронхит, воспаление легких, аллергия и даже проблемы с сердцем или проблемы с пищеварительной системой.

Указанная аналогия вполне применима и к общественному организму. То или иное проявление левизны, будучи симптомом, лишь сигнализирует о нарастании неблагополучия в различных сферах общественной и политической жизни. О чем идет речь? Для понимания сути я сошлюсь на некоторые положения глубинной психологии.

Так, Карл Густав Юнг когда-то писал о том, что психологические проблемы детей являются следствием неблагополучных психологических отношений в их семьях. Нередко дети отражают психологические проблемы своих родителей. Например, глядя на одну девушку, приведенную на сеанс, Юнг пришел к выводу, что лечить нужно не ее, а ее мать.

На этой же почве возникает проблема «трудных» и неуравновешенных детей, почему-то появляющихся во внешне благопристойных семьях. По Юнгу, такая проблема возникает в том случае, когда указанная благопристойность является лишь красивой ширмой для окружающих, прикрывающей далеко не красивые, натянутые (и даже враждебные) отношения между родителями, которые семья пытается всячески скрыть от посторонних глаз. Однако природу не обманешь, и она сказывается на детях. Как утверждал Юнг: наблюдая за поведением детей, вы запросто можете установить РЕАЛЬНЫЕ (а не показные) отношения между их родителями. Дети тонко чувствуют фальшь взрослых, и зачастую их некрасивое, а порой – неприличное и агрессивное – поведение на людях является неким неосознанным бунтом против родителей, когда «трудные» отпрыски своим непристойным поведением содействуют разрушению родительских масок. Это – своего рода сигнал окружающим, что в семье не так уж всё красиво и гладко, как пытается внушить другим людям супружеская чета.

По Юнгу, возможны случаи, когда ребенок полностью перенимает от одного из родителей весь комплекс скрытых чувств в отношении другого родителя. Сажем, если жена ненавидит своего мужа, то эта ненависть может бессознательно передаться ее сыну – даже в том случае, если эта ненависть тщательно скрывается. Сын, подрастая, начнет – вначале тайно, а потом и явно – ненавидеть своего отца, а равно и всё то, что с ним ассоциируется. Вот вам и готовый «конфликт поколений».

Схожим образом нереализованные (и часто скрываемые от других) желания и влечения родителей могут также неосознанно передаваться их детям. В результате возникают ситуации, когда яблоко слишком далеко падает от яблони – к искреннему удивлению родных и знакомых. Например, у застенчивого отца-рохли появляется честолюбивый и целеустремленный сынок. Это значит, полагал Юнг, что папаша на самом деле мнил себя очень крутым человеком, но на практике не успел этого доказать (хотя и сильно желал). И наоборот, когда любимый отпрыск успешного и предприимчивого родителя становится наркоманом и бездельником. Причина всё та же: целеустремленный отец тайно желал «побалдеть» и «расслабиться», но так и не решился себе этого позволить в страхе за репутацию. У его сыночка таких страхов уже не было, и потому он вволю «погулял» за отца. Как гласит одна расхожая сентенция: родители видят в детях свое продолжение. И это именно так и есть. Просто далеко не все родители раскрывают окружающим свою натуру во всех деталях. Кое-что они о себе скрывают, но, как мы сказали выше, природу не обманешь, и потому она отыгрывается на детях.

Я думаю, что при чтении этих строк у вас не могли не возникнуть определенные ассоциации с некоторыми социальными процессами. Вернемся к проявлениям всё той же левизны в западных странах. Разве нельзя здесь увидеть тех же закономерностей, которые Юнг уловил в неосознанном психологическом влиянии родителей на своих отпрысков? На уровне социума что-то похожее происходит во взаимоотношениях поколений.

Возьмем для понимания еще раз примеры из российской истории. Как так получилось, что в православной монархической державе, где всегда гордились религиозным благочестием и почитанием Самодержца, власть одержали социалисты-безбожники —  хулители царя и православных святынь? На первый взгляд – исторический парадокс, что-то совершенно из ряда вон выходящее. Но давайте опять вспомним ситуацию, когда яблоко падает слишком далеко от яблони. Еще дореволюционные русские публицисты обращали внимание на то, что ярые социалисты-безбожники в России часто выходили из семей священников или же сами в ранней юности намеревались посвятить себя церковному служению.  

Указанные выше инверсии весьма характерны для представителей российского революционного движения, когда в семьях пристойных государевых людей появлялись ярые ниспровергатели государственных устоев. Хрестоматийный пример – знаменитая семья Ульяновых. Глава семейства — Илья Ульянов — являлся заслуженным государственным служащим, сумевшим благодаря своему усердию перейти из мещан во дворянство. То есть царский режим вполне справедливо оценил его заслуги. В этой связи может показаться загадкой, с какого перепугу его дети ударились в социализм и революцию, выступая против этого самого государства, которое их ничем не обидело. Мало того – даровало им пожизненные привилегии.

Полагаю, что глубинная психология вполне может стать для нас ключом к разгадке данного социального феномена. Если рассуждать строго по Юнгу, в семье Ульяновых было далеко не всё так благополучно, как утверждали советские биографы и идеологи. Еще со школьной скамьи нам рисовали идиллическую картину семейной гармонии, в атмосфере которой якобы воспитывались будущие революционеры. Но, как мы уже неоднократно замечали, природу не обманешь. Патологическая тяга отпрысков Ульянова-старшего к разрушению монархического строя свидетельствует об отсутствии у них душевного равновесия. Юнг вполне мог бы заподозрить, что отношения между родителями в этом благородном семействе были далеко не безоблачными. Какие чувства на самом деле испытывала мать будущих революционеров к своему успешному мужу-карьеристу, — это еще вопрос. Во всяком случае, об идиллии здесь говорить не приходится.

Впрочем, мы не ставим здесь своей задачей выяснить всю подноготную этих отношений. Семья Ульяновых для нас – принципиально важная модель, наглядно демонстрирующая упомянутую инверсию. Как-никак, но она показывает принципиальную возможность подобной «смены курса» в ряду поколений, когда заслуженный орденоносец выпускает на свет деток, истово стремящихся уничтожить всё то, что возвысило их отца. Лично я не рассматриваю это как некий частный случай. Ничего подобного! Мы имеем здесь дело с определенной ОБЪЕКТИВНОЙ закономерностью, поэтому морализировать по этому поводу совершенно бесполезно.

Я веду разговор к тому, что упомянутые инверсии при определенном протекании событий выступают как НЕИЗБЕЖНОСТЬ. То есть сваливать все на моральную испорченность революционеров – не совсем здравая постановка вопроса. Так или иначе, но она ровным счетом ничего не объясняет, поскольку выступает в качестве вашей чисто субъективной оценки таких персонажей. Ну да, вы их ненавидите. И что с того? Как я уже сказал, ненавидеть можно и собственную болезнь, но эта ненависть не имеет никакого отношения к медицине.

По моему глубокому убеждению, перевод проблемы в русло моральных оценок лишь свидетельствует о нежелании докапываться до причин, поскольку это гораздо сложнее, чем предаваться эмоциональному всплеску. Когда мир поделен на «плохих» и «хороших» (сиречь – на «черных» и «белых») возникает иллюзия полного понимания происходящего. Подчеркиваю – иллюзия понимания, а не само понимание. И она может стать препятствием на пути объективного (считай – рационального) изучения явления.

Я бы не стал пускаться в эти сентенции, но, к сожалению, мне приходится наблюдать за тем, что мыслительный процесс нынешних правых как раз уперся в эту преграду. Маркировав левизну как «плохое» явление, они пытаются убедить себя и других, будто ведут с ней бескомпромиссную борьбу. Однако я не просто так привел пример с семейством Ульяновых, которое, напомню, я рассматриваю как модель. И эта модель лишний раз убеждает меня в том, что причину левизны нашим правым нужно искать не в самой левизне, а в… самих себе. Или же в себе подобных – во всех тех институциях и установлениях, которые мы считаем «своими» и которые связываем с нашими (то есть правыми) ценностями.

Коль уж мы так подробно останавливались на знаменитом благородном семействе, породившем четверку революционеров, обратимся к этой важной для правых «ячейке общества». Напомним, что традиционная многодетная семья является очень дорогим, очень важным символом для любого человека правых взглядов. Однако, как мы уже видели, в атмосфере таких вот вполне благопристойных (внешне) семей могут запросто генерироваться те настроения, которые впоследствии выливаются в левацкие движения. На какой почве они возникают, думаю, понятно: это когда благопристойность становится ширмой, скрывающей истинные отношения внутри такой семьи. То же самое можно сказать обо всех институтах, столь же дорогих людям правых взглядов, будь это структуры политической власти, церковь, армия, научные организации, система образования и воспитания и так далее. Главный признак червоточинки, дающей начало левацким настроениям, напрямую связан с этим, тщательно скрываемым расхождением между формой и содержанием. Снаружи – всё чинно и благородно, но внутри – разлад, недоверие и дисгармония. Ничто так не благоприятствует росту левизны, как фальшь и лицемерие, исходящие от официальных установлений. Потеря доверия к ним со стороны подрастающих поколений автоматически приводит в левацким эксцессам. А доверие утрачивается как раз из-за фальши, к которой молодые люди особо чувствительны. Болезнь коренится именно на этом уровне. Левизна, как я сказал, является лишь ее следствием, видимым симптомом.

Еще раз подчеркну, что морализировать здесь совершенно бессмысленно и неконструктивно. Нынешним правым было бы в этой связи полезно вспомнить, как на закате СССР представители официоза точно так же на все лады распекали «несознательную» молодежь за недостаток патриотизма и трудового энтузиазма. Причину такого положения дел, естественно, искали в моральной испорченности молодых людей. Хотя, оглядываясь сегодня назад, мы можем с полным основанием заявлять, что в те годы в советском обществе уже происходил необратимый системный сбой, вызванный все тем же глубоким недоверием к официозу из-за его возрастающей фальши и лицемеря. Многие из нас прекрасно понимали, что все эти крикливые идеологи и разные «уважаемые лица» сами не верили в то, что они так пафосно провозглашали. Расхождение между формой и содержанием становилось совершенно очевидным. Именно эта полная утрата доверия к официальным институтам поставила крест на советской системе.

В свое время я уже писал о том, что Советский Союз смог состояться именно потому, что большевики осуществили откровенно правый драйв. Собственно, левизна как таковая сопряжена исключительно с разрушением и никакого позитива от нее ждать не приходится. Поэтому любая созидательная деятельность неизбежно сопрягается с уклоном вправо. Так и произошло с советской властью. Но когда Советский Союз выдохся, массовые протестные настроения сразу же обнаружили знакомый «вкус» левизны. Подобное развитие событий совершенно понятно и предсказуемо, ибо разрушение любой системы сопровождается левацким всплеском, и никак иначе. Однако само неблагополучие системы нужно (подчеркну в десятый раз!) искать не в левизне, а в росте несоответствия между формой и содержанием. Выражаясь на языке физики, форма, утрачивая содержание, начинает неизбежно утрачивать прочность, вследствие чего переходит в состояние деформации. Левизна выплескивается уже по линиям разлома, подобно некой энергии распада.

В общем, как говорил Ницше, не стоит путать причину со следствием. Устои рушатся не оттого, что на них покушаются леваки. Скорее, леваки выступают как индикатор внутреннего разложения устоев. Я прекрасно понимаю, что такая трактовка событий вряд ли придется по духу многим правым. Как же, скажут они, ведь от леваков исходит разрушительный заряд, а их ничем не прикрытые нападки на устои очевидны. И все революционные эксцессы вроде бы наглядно подтверждают их разрушительную роль.

Однако разложим всё по полочкам. Возьмем, например, христианскую религию и Церковь. Ненависть леваков к христианству хорошо известна. И то, что сотворили большевики с Церковью, придя к власти в России, недвусмысленно подчеркивает разрушительную направленность леваков. Именно так и рассуждают правые, ища причину всех социальных невзгод в происках своих идейных противников. Тем не менее, здесь упускается из виду очень важный момент.

Да, большевики нанести удар по христианской церкви. Но почему у них это получилось? – вот в чем главный вопрос. Давайте отмотаем назад – в те времена, когда церковная организация находилась еще в состоянии своего становления. Разве христиане не жили тогда во враждебном окружении? Разве не было попыток со стороны римских властей задавить Церковь еще в зародыше? Такими примерами пестрит вся церковная история. Почему же в те трудные времена Церковь не только выжила, но укрепилась и добилась в итоге господства?

Наверное, потому, что на начальных этапах, в условиях гонений, ее представляли люди, искренне верящие в свои идеалы и способные ради их торжества на любые жертвы. В такой ситуации форма не имела определяющего значения, и всё сосредотачивалось на содержании. Единство людей в ВЕРЕ – главный показатель стойкости и силы любой системы. Впоследствии акценты стали смещаться в сторону формы. Форма стала внушительной и помпезной, в то время как в содержательном плане таких впечатляющих достижений уже не было. Так началось расхождение между формой и содержанием. Социальные последствия не заставили себя ждать.

Уже в средневековье, когда господство христианской церкви было очевидным, по Европе прокатилась волна выступлений радикальных сектантов – своего рода аналог современных леваков. Таким же аналогом леваков были радикальные раскольничьи секты в России. Можно сколько угодно морализировать на тему деструктивного влияния еретиков, однако совершенно очевидно, что основы церковной жизни невозможно расшатать, если они скреплены силой общей веры. И наоборот, перенос акцентов на форму косвенно свидетельствует об ослаблении этой веры. В конечном итоге мы приходим к ситуации, когда форма полностью подчиняет веру. А дальше приходит красный комиссар и снимает с храма крест. Тут и открывается момент истины, когда выясняется, что желающих умереть за веру практически нет. Нет формы – нет и веры. Все расходятся по домам. Потом дети этих христиан отправляются в советские школы, где им внушают принципы материализма и прививают атеистическую идеологию. Причем родители полностью смиряются с таким положением дел.

В моих словах сейчас нет никакой иронии. Представьте на минуту, какие чувства должен испытывать человек, ИСКРЕННЕ верящий в посмертное искупление и воздаяние (в христианском смысле), видя подобные поползновения безбожной власти, в том числе и в отношении его детей. Разве лишиться благодати, а значит, и загробного спасения, не является самым страшным злом для убежденного христианина? Надо ли объяснять, что для искренне верующего это страшнее самой смерти? И тем не менее, миллионы русских людей повели себя после революции так, будто идея посмертного воздаяния и искупления является для них подобием некой гипотезы, в истинности которой они не особо убеждены. Следовательно, она не проникала в них до глубины души, целиком растворившись в обрядности. Точнее, так произошло со временем. И как раз к такому времени подгадала большевистская власть. Смеем предположить, что до тех пор, пока православные русские люди сосредотачивались на теме искупления и воздаяния, никакая безбожная власть не решилась бы на открытое выступление против Церкви. То есть любой успех противников устоев обусловлен исключительно тем, что эти устои лишаются внутренней живительной силы к тому самому моменту, когда на них заносят руку.

Эту ситуацию с Церковью также можно рассматривать как модель, тем более что христианство в нашем случае является основанием всех тех устоев, которыми дорожат нынешние правые и которые они так яростно пытаются защищать от нападок со стороны леваков. Традиционная семья, патриотизм, нравственные нормы, уважение к государственности, правосознание, трудовая этика – всё идет оттуда. Во всяком случае, это применимо к западной (сиречь – европейской) цивилизации (включая и Россию). Отсюда следует, что выхолащивание из названных устоев исходного христианского содержания в перспективе неизбежно ведет к их деградации. Форма определенное время сохраняется, но учитывая расхождение с содержанием, она не будет настолько прочной, чтобы выдержать левацкий напор. В определенный миг вы всё равно получите наплыв левацких движений с их требованиями провести радикальную «переоценку ценностей» в отношении существующих установлений. Собственно, именно это мы сегодня и наблюдаем как в Европе, так и в США. России это также касается, несмотря на то, что наш отскок от социализма внешне сопровождался «возрождением» православия. Насколько серьезным оказалось это «возрождение» — вопрос отдельный, и об этом лучше поговорить в другой раз.

Надо понимать, что в ситуации противостояния правых с леваками существует своего рода энергетическое равновесие. Мерилом энергии является здесь сила веры в собственные идеалы и искренность убеждений. Если у одной из сторон сила веры ослабевает, то это означает лишь то, что укрепляется противоположная сторона. Наверное, мои слова не понравятся правым, однако они должны осознавать, что триумфальное наступление леваков свидетельствует о катастрофическом падении веры в рядах правых. Да, форма может быть внушительной и впечатляющей, но мы говорим о содержании, а оно целиком определяется искренностью веры. Иными словами, левые побеждают только там и только тогда, когда им противостоят недостаточно искренние, недостаточно последовательные в своих делах правые.

Полагаю, здесь совершенно понятно, о чем идет речь. Не хочу использовать менторский тон, но необходимо сказать, что стоять на страже традиционных ценностей, высоких нравственных принципов (а тем более – выступать защитником христианской веры) – это не столько почетное занятие, сколько очень ВЫСОКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. Правые берут на себя именно эту роль, и вряд ли с этим можно спорить. Однако нужно понимать, что и вас самих будут оценивать по столь же высокой шкале. А это значит, что в вашем случае между формой и содержанием должно быть полное соответствие. Скажем, если вы выступаете за сохранение традиционных семейных ценностей, то в вашей собственной семье не должно быть кричащих изъянов. Но если вдруг выяснится, что ваша жена является убежденной феминисткой, сын – развратником, а сами вы – заядлый любитель эскорт-услуг, то вся ваша «борьба» превращается в фарс. И чем больше таких примеров на практике, тем увереннее себя будут чувствовать леваки. В историческом же контексте это будет означать, что традиционная семья превратилась в красивую ширму для лицемеров, и дальше с ней произойдет всё то, о чем мы здесь говорили.

Таким образом, реальная (а не показная) борьбы с левизной сводится не к занудному разоблачению левацких идей и движений, а к искоренению тех изъянов и несоответствий, что имеют место среди самих правых. Еще раз повторю: леваки не в состоянии разрушить устои, если те заранее не подточены изнутри. Поэтому любой, кто относит себя к правым и тревожится из-за левацкий выступлений, должен начать с того, чтобы самому себе задать простой вопрос: а насколько я «хороший» правый, насколько я последователен в своих делах и поступках, насколько декларируемые мной идеи определяют мою собственную жизнь? И в случае выявления несоответствия надлежит осознать, что именно это несоответствие как раз и дает силу левакам. Стало быть, условие победы над леваками заключается в устранении вот этих самых несоответствий.

По большому счету, коль уж правые апеллируют к христианству, то им ничего не остается, как брать пример с ранних христианских общих, дававших пример благочестивой жизни среди царящих вокруг языческих оргий. На мой взгляд, иного пути у них нет. Наверняка некоторые из них следуют этому пути, и это – самое лучшее решение по нынешним временам, когда все институты заражены тлетворным «духом Вавилона». В конце концов, ранние христиане когда-то положили начало современной западной цивилизации, хотя и не ставили перед собой такой цели. Возможно, такой же шанс есть и у нынешних правых. Но вряд ли стоит рассчитывать на то, что современная западная цивилизация обновится благодаря одному лишь политическому влиянию – через существующие институты. Без массового христианского движения в духе ранних общин всё это обновление окажется иллюзией и блефом.

Поэтому единственно конструктивный лозунг правых может звучать так: «Обновление через христианский ренессанс!». Иными словами, речь идет не о борьбе с левыми, а о борьбе ЗА правых.